Получилось 11 маленьких драббликов, больше джена, меньше слэша. Все довольно разные.
В принципе, мне понравилось, и если фильмы не будет еще достаточно долго - пойду на второй заход.
![:)](/picture/3.gif)
лампочка, грязь, капля, 2 драбблаМерфи мотает головой, пытаясь изгнать оттуда звук подобный хлопку лопнувшей лампочки, который повторяется с настойчивостью заевшей записи, а потом ползет к Коннору, лежащему поодаль на спине раскинув руки. Взгляд у него остекленевший, в глазах отражаются всполохи огня, и сочащиеся из уха капли крови уже образовали во впадине маленькое озерцо.
– Коннор, – шепчет Мерфи, – Коннор…– и затем орет, – Коннор!!!
Коннор хлопает ресницами – раз, два, – и Мерфи дает себе ровно пять секунд, утыкаясь носом в грязь, вздрагивая всем телом, а после заставляет себя подняться, вытягивая брата вверх, уводя прочь от горящего дома. Сегодня с ублюдками разобрался кто-то другой.
– Ты охуел? – интересуется Коннор у Мерфи, который щекочет ему пятки. Он не знает, что, на самом деле, это счастье, когда утром, не двигаясь с места, и даже особо не проснувшись, можно спросить кого-то: «Ты охуел?» Зато, когда Мерфи падает на него сверху, вышибая дух, и шепчет на ухо: «Вставай, блять» – Коннор знает, что тот улыбается. Более того, когда он спихнет его с себя, предсказуемо приложив головой об пол – Мерфи заржет.
Никому из тех, кто знает Макманусов, не придет в голову спросить у Коннора или Мерфи – любит ли он своего брата. Потому что ни у того, ни у другого брата нет. И не то чтобы у них одинаковый ритм дыхания, или стук сердца, или там мысли и слова – это все чертовски эффектно, но не показательно. Просто у большинства людей своя жизнь, а у них – одна на двоих. Одни на двоих грязь и чистота, выкрученная лампочка в подъезде и все расплесканные капли виски. И, может быть, именно поэтому их жизнь немного больше, чем другие.
после, мост, улыбкаМерфи нравятся мосты Бостона. Их башенки и арки, их простая прямолинейность и вантовые стрелы ложатся прямо на ту часть его души, в которой есть что-то мечтательное. И, проходя по ним, Мерфи касается перил, а иногда останавливается, чтобы поглазеть вниз – на воду, и вдаль. Особенно в солнечные дни, когда река искрится на изгибах, словно улыбка приветливой официантки. Тогда Коннор притормаживает на расстоянии – рядом, но не мешая, и молча ждет, пока Мерфи очнется, повернется к нему, и после засунет руки в карманы, поводя плечами.
кот, трубопровод, веревкаВсе начинается с наручников и ими же заканчивается. Между этим – толчок, переживший необычайные приключения и продавший свою фаянсовую жизнь за человеческую, пистолеты, нож, веревка, вентиляционный трубопровод, Рокко с охуевшими глазами, кот, оказавшийся не в том месте, не в то время. Потом бойня, и еще одна бойня, громила-старикан с шестью пушками, сраный утюг вместо дезинфекции. И события заворачиваются все круче, наматываясь на колесо судьбы кривыми витками.
Сейчас злой до предела Мерфи, со слипшимися от крови ресницами, готовит свою руку под удар. Глядя на это, Коннор стискивает челюсти и, Бог – свидетель, ему паршиво, как никогда раньше.
– Давай! – орет Мерфи сквозь зажатый в зубах ворот, и Коннор медлит, стараясь прицелиться поточнее. Ему очень хочется, чтобы все получилось с первого раза. Но с первого, конечно, не получается, и со второго тоже, и с третьего, и Коннор сдавлено вскрикивает вместе с Мерфи, только Мерфи от боли, а он от досады.
Когда окровавленная железяка, наконец, соскакивает с руки, Коннор понимает, что страшно устал.
Проволока, пот, ржавыйМестечко просто аховое. Сверху свисает какая-то проволока, цепляется за пальто, выдирая из него ниточки, пропитанные пивом, сигаретным пеплом и прочей ДНК. Внизу многочисленные ржавые потеки – пиздец джинсам. Коннор впереди опять чего-то тормозит, и Мерфи пользуется передышкой, изворачивается, пытаясь вытереть пот со лба о воротник.
– Ебать тебя в жопу, Коннор, с твоим кино! – раздраженно сипит он, поняв, что фиг получится.
– Ишь чего захотел, – кряхтит в ответ Коннор так, будто ему уже вставили.
– То, бля, вентиляция, то, бля, канализация, – продолжает бурчать Мерфи. – Куда ты в следующий раз меня потащишь? В дымоход?
Пошевелив ногами прямо перед его мордой, Коннор раздумчиво тянет:
– Если мне придет в голову эта идея – можешь и правда выебать меня в жопу.
– Врешь, – убежденно говорит Мерфи, отметая его благие намерения. Коннор вздыхает и начинает протискиваться дальше.
четки, холод, знакомствоМерфи снится берег всех земных морей. Мерфи снятся их с братом четки вместо маятника в огромных часах – они спешат навстречу друг другу и, не соприкоснувшись, разлетаются в разные стороны. Мерфи снится холод под левой лопаткой и выдохи сквозь вязкую темноту. В этой темноте он ждет Коннора, ждет так долго, что при встрече можно будет выпить за знакомство. Это очень длинный и не очень хороший сон, который заканчивается, когда Ма поднимает их в школу. Поставив ноги на пол, он ежится, а Коннор опять в своих дурацких носках, и глядя на него Мерфи смешно и завидно. Он забывает сон прежде, чем успевает одеться.
Черное, белое, красноеЧерное, белое, красное.
Красное, белое, черное.
Красное, черное, белое.
– Ненавижу, – цедит Коннор и слепо бросает что-то в стену, потом переворачивает импровизированный стол. Вскакивает, чтобы уйти незнамо куда. Он успевает сделать десяток шагов, когда Мерфи обхватывает его со спины. Коннор дергается вперед, зло, в полную силу, но Мерфи знает, как его нужно держать, и он сдается, откидывая голову назад, ему на плечо.
– Копи это в себе, – говорит Мерфи.
– Сколько еще? – Коннор, поворачиваясь, смотрит ему в глаза.
Руки Мерфи легко лежат у него на плече и талии, он недобро улыбается, и Коннор целует его требовательно и бездумно. Мерфи вцепляется ему в шею и под лопатками.
– Ну? – спрашивает он минуту спустя.
Коннор кидает взгляд ему за спину.
– Давай уберем этот срач…
солнце, сигарета, двери церквиВсе как прежде: солнце бликует по краю темных очков, сигарета словно подскакивает под пальцы, за спиной – двери церкви. Они одновременно прикуривают, одновременно щелкая зажигалками. Как и прежде, Мерфи отрывисто затягивается и неровно выдыхает дым. А Коннор кривит губы, всматриваясь в серый асфальт, углы домов, ветви редких деревьев, и говорит:
– Дежавю.
– Ои, – кивает Мерфи, снова затягивается и быстро мажет пальцами ему по плечу, обозначая начало движения.
мокрые джинсыНа улице ноябрь и ветер. Штанины мокрых джинсов хлопают по лодыжкам с противным звуком, и Коннор уверен, что водитель машины, обдавшей его щедрым потоком грязной воды, будет гореть в аду. Нет, ну кто, бля, сказал, что это сексуально? Пусть он нарисуется сейчас здесь, чтобы Коннор мог обсудить с ним этот принципиальный вопрос.
Как назло рядом никого нет, кроме Мерфи, который благоразумно помалкивает, время от времени подталкивая его в спину. А Коннора раздражает даже это.
– Отъебись, – сухо бросает он через плечо.
– Да ладно тебе, старик, – преувеличенно бодро говорит Мерфи, обгоняя его слева. Остановившись, Коннор бурчит как-то уж совсем уныло:
– Посмотрел бы я на тебя…
Мерфи усмехается и, сделав несколько шагов в сторону, садится жопой в большую лужу. Перекатившись пару раз, он встает мокрый, как чушка, и разводит руками, предлагая оценить результат. Коннор всерьез задумывается над тем, кто тянул его за язык, а Мерфи, тихо рассмеявшись, снова пихает его в плечо, говоря:
– Давай на перегонки до дома? Кто проиграет – будет стирать джинсы…
огонь, вафли, снегОбъяснить, почему они с Мерфи трахаются, не легче, чем рассказать, как горит огонь или идет снег. Коннор даже толком не знает, с чего возбуждается. Уж точно не с каких-нибудь частей тела, вроде родинки над губой или изрядно лопоухих ушей. Скорее от того, как Мерфи чешет под глазом с утра, как поправляет ремень на штанах – со всякой такой хуйни, которую Коннор видит каждый день и не представляет без этого своей жизни. Он не помнит, когда их возня под одеялом стала совсем недетской. Не помнит, кто первым был сверху. Просто это было и есть, как были и есть они сами.
Они приканчивают вторую бутылку виски, закусывая солеными вафлями, доставшимися по случаю. Сегодня Мерфи вытащил его в планетарий и теперь увлеченно говорит о звездах и траекториях комет, размахивая руками. И Бог знает, с чего Коннор, вклинившись в одну из пауз, спрашивает:
– Каково тебе со мной трахаться?
Мерфи несколько раз моргает, обдумывая вопрос, и произносит веско:
– Хорошо.
Коннор усмехается.
– Это самое главное.
– А что – надо прямо щас? – недопонимает Мерфи.
– Не-е…– качает головой Коннор. – Щас надо выпить.
– Мм, – приподнимает брови Мерфи, хитро и пьяно улыбаясь, радуясь, что Коннор свернул на знакомую тему, а может быть чему-то еще.
ПВП без НЦ-ыМерфи редко благодарит и еще реже просит прощения. Поэтому каждое его «спасибо» или «прости» – весомое и раскатистое. А Коннор почти никогда не просит об одолжении, и поэтому в каждой такой просьбе есть что-то отчаянное.
Им четырнадцать, и они уже слишком взрослые для привычки валяться в одной постели. Тем более такой узкой.
– Прости, – говорит Мерфи, понижая голос, когда Коннор задевает своей задницей его стоящий член. Коннор знает, что Мерфи не за что извиняться. Он поворачивается к нему, стараясь разглядеть в сумраке выражение его глаз, и спрашивает:
– Давай… давай друг другу, а?
Мерфи молчит, и затем быстро проскальзывает рукой Коннору в трусы, почти ласково. Потом идет какой-то провал с рваными краями и свистящим дыханием.
– Фух, спасибо, – говорит Мерфи и трется виском о его щеку. Коннор гладит его по плечу липкой ладонью.
@темы: кто здесь?!, бегает и кричит, ooh my impala, brothers, New sheriff in town, boys!