Над бермудским треугольником,
Над бездною без границ
Ты сказал мне "не смотри вниз"
Они разбудили спящий вулкан
Они вызвали к жизни горячий циклон
Они изменили орбиты планет
Это все для тебя, танцующий бог...
Они вызвали к жизни горячий циклон
Они изменили орбиты планет
Это все для тебя, танцующий бог...
- И мы всегда будем вместе, понимаешь? Всегда.
- Ты все врешь, я тебе не верю.
Она утыкается мне в грудь. Я глажу ее по волосам и украдкой целую. Она поводит плечами, как будто мерзнет, и я прижимаю ее к себе ближе, дую ей в ухо. Она смеется - губами и голосом, а глазами не смеется. Они красные, словно она всю ночь проплакала.
- Ты опять плакала?
- Нет.
Она виновато замолкает, внимательно слушает, как стучит мое сердце, а потом повторяет:
- Нет.
Я целую ее глаза, припухшие, яркие, темные-темные. В них плещется необъятное детское горе. Она по-котячьи сопит и щекочет мне ресницами щеку.
- Ты готова?
Сердечко у нее бьется быстро-быстро, как птица. Я чувствую себя монстром. Она говорит мне шепотом:
- Мне страшно.
Я отвечаю ей шепотом же:
- Мне тоже.
Утро сегодня торжественно, как никогда. Стрелка на часах замерла на 4-10. Она протягивает мне тонкую руку. Я беру ее за запястье - оно холодно, как лед. Кровь выступает вишневыми бисеринками на ее белой коже. У меня кровь алая - на смуглой коже как будто светлее. Прижимаю свою ладонь к ее. Она шшшикает:
- Жжется.
Смеюсь:
- У меня в крови кайенский перец.
Поднимает на меня глаза - в них такая вселенская мудрость и такое пронзительное знание, что мне становится неловко.
- Ты сожжешь меня дотла?
Помедлив, отвечаю:
- Нет.
Она смотрит на меня серьезно и сумрачно, и мне никуда не деться от ее раненых черных глаз:
- Ты все врешь, врешь, ты всегда врешь. Ты не можешь не врать, я же знаю, знаю!
Я прижимаю ее к себе. Я целую ее бережно, как цветок. И мы всегда будем вместе, потому что внутри нас два маленьких компаса, и они всегда настроены друг на друга.
Тяготение ломает ее, крушит ее изнутри, этот невесть откуда взявшийся магнит рвет оболочку, - особенно, когда мы рядом. Все вдруг становится неважным, далеким. А потом мы просыпаемся. И ее губы искусаны, а мои плечи все в синяках. И она стыдливо натягивает простынь на свое красивое жемчужное тело, она тает, я прожигаю в ней солнечные проталины, сырные мышиные дыры, разъедаю ей вены, как кислота.
Она смеется:
- Ты убьешь меня, когда-нибудь ты просто убьешь меня.
Сердце мое становится круглым, как апельсин, и заполняет всю грудь. Она отнимает у меня руку и лижет четкий свежий порез. Я целую ее лоб, виски, подбородок, ключицы. Она откидывает голову, смеется, плачет и все тихонечко повторяет:
- Когда-нибудь ты убьешь меня, просто убьешь, убьешь...
Это так сладко,
это так жестоко -
ощутить вечность
в момент падения
и растаять снежинкой
в его теплых ладонях,
чтоб танцующий бог
мог получить наслаждение...