Прилетела из дома. Как всегда - первый день возвращения очень странный. Легкое раздвоение личности, времени и пространства: там я маленькая, а тут взрослая, там снежная зима -34, а тут капель, тут еще день, а там уже густые сумерки, тут полуголодная спешка, там сытая хоббитская неторопливость. Девять дней прошли как-то очень быстро. Я за эти дни и намечталась, и намаялась, и успокоилась, и постриглась, и стала, как всегда после дома, гладкой и внутри очень круглой. Это как свет и море - сглаживает все углы, острые треугольные выступы, стирает зазубрины, смеживает веки сонным маковым молочком. Просыпалась от пения птиц и солнца, льющегося в лицо. Много читала и гуляла пешком. Перед сном разогревала тело, чтобы своим жаром согреть ледяное одеяло, делала зарядку. Проглотила "Хрупкие вещи" Геймана, вернулась к истокам - письма и дневники Цветаевой. Прожила ее, прочувствовала, разожгла соленые угли, запылала. Смотрела ППХ, читала "Белую гвардию", вязала, не ела после восьми. Ходила на базар. Видела мясную лавку: дровяные плахи, на них жир и кровь, и тяжелый запах холодной плоти. Очень испугалась, купила корицы, убежала оттуда. Все уральцы в огромных шубах, я в легком оливковом пуховичке, с голой шеей, как марсианка. Состригла кудри - все равно буйные! Щекочут ладонь, чувствую себя мальчиком из команды Робин Гуда. Кудрявый цигейковый затылок, цветные серьги, босые пятки. Видела очень живые сны, грезила наяву. Вдруг захотела в Питер. Дважды ходила в баню: непознаное доселе наслаждение - есть апельсин в раскаленной липовой парной. Делала роллы а-ля рюс, много писала, запекала гуся в меду, читала лентуру. По привычке сервировала и конспектировала завтрак. После недели пронзительного солнца вдруг началась метель. Выла два дня, окна завалило снегом. Волновалась. Папа откапывал дом. Мама ругалась на кошку, говорила, что она "проституки кусок". Кошка воровала еду. Вторая кошка спала на маминой рассаде. Собственно, за что и огребала. Ходила в местный супермаркет. Не устояла перед ржаным багетом с юзюмом. Ела с ним ослепительно желтый маасдам с мышиными дырами, умирала от наслаждения. Купила упоительно синюю бархатную пижаму, на этикетке написано "модель ШИК". Даже спала с ней. Сделала загран. Ела шоколадное мороженое с пингвином, думала о линуксе. Томно вздыхала. Потом внезапно настал понедельник: сумрачно и быстро варила свежемолотый кофе в жестяной кружке, пила его из тамблера в машине по дороге в аэропорт. В аэропорту было жарко, я была в штанах на размер больше с 17-килограммовой сумкой, напоминала себе интеллигентного гастарбайтера. Очень хотела спать. Улетела в шесть - прилетела в пять минут седьмого. Москва обрушилась рассветом и нестерпимым мартом: Катруся с желтым чемоданом, сиреневые невозможно пахнущие тюльпаны и старбо-печенье с белым шоколадом и клюквой. "Как вас зовут? - Снег. - Латте грандэ для Снега!"


Не говорите маме, что я работаю на буровых, она думает, что я играю на пианино в борделе *мурлычет*